Тайные люди (Записки невидимки) [= Обет молчания] - Страница 34

— Но что можно разведывать в собственной стране?

— Всякое государство неоднородно. Это только на картах они красятся одной краской. На самом деле каждый цвет имеет сотни оттенков! В рамках внешних границ существуют административное и национальное деление, силовые институты, политические течения, религиозные сообщества, официальная, полулегальная и нелегальная оппозиция, экономические союзы, мафиозные и мелкопреступные кланы и пр. и т. п., которые неизбежно взаимодействуют друг с другом, заключают союзы, конфликтуют, воюют, делят сферы влияния. Любая, даже самая благополучная страна пронизана изнутри токами высокого напряжения. Чуть зазевайся и неизбежно короткое замыкание.

Далеко не всегда государство может защищаться от внутренней угрозы в рамках действующего закона и тогда, для решения особо конфиденциальных задач, обращаются к нашей помощи.

Нет, все-таки не понял.

— Поясню на доступных примерах.

Он еще и мысли читает?

— Представим: удаленный от центра географический район, со своей исполнительной властью, силовыми и вспомогательными структурами попадает под контроль мафиозного, этнического, религиозного или еще какого-нибудь клана, то есть в администрацию, МВД, КГБ, прокуратуру посажены свои люди. Неугодные или неподчинившиеся сотрудники тем или иным способом убираются, наверх выдаются бравурно-оптимистические рапорты. Неблагополучная информация блокируется. Любые проверки и комиссии из центра получают заранее подготовленные, правдоподобно составленные, удобные всем отчеты, а если желают копнуть вглубь, натыкаются на непробиваемо-молчаливую стену круговой поруки. Выйти напрямую на людей, способных что-то разъяснить, они не могут, так как получение информации, контакты, передвижения, каждый вздох и взгляд обеспечиваются, а правильнее сказать лимитируются, теми же властными структурами, на которые копается компромат. Не будут же они подставляться, работая против самих себя! Круг официальных возможностей замкнулся. Узнать правду невозможно. Остаются методы тайной войны. Остаемся мы! В том наша сила и наша трагедия.

Печальная специфика состоит в том, что, ведя разведку на территории собственной страны, мы не защищены ни конвенциями, ни международными договорами, ни даже моральной поддержкой. Мы вне закона! Более того, в случае провала нас не признает ни одно ведомство. Из-за такого пустяка как жизнь агента центр не будет конфликтовать с властью на местах, засвечивая всю схему внутреннего шпионажа. Свои не могут следить, тем более действовать против своих партизанскими методами! Это невозможно в дружелюбном государстве. К тому же обычно подобные вопросы решают не самые высшие чины, которые даже не догадываются о нашем существовании! Нас невозможно защитить, потому что нас нет!

С другой стороны, противник наш будет построже импортного, потому что ему есть что терять лично (а это повод для особой злости) и потому что тоже действует без оглядки на закон. С нами можно не чикаться, ведь нас нет. Нельзя судить за убийство несуществующего человека. И, значит, каждая ошибка у нас обходится на порядок дороже, чем у внешних коллег.

Кажется, до меня стало что-то доходить.

— Именно поэтому столь жестока у нас система подбора и подготовки. Любой закордонный резидент в наших условиях сгорает в неделю! Будем надеяться, что вы протянете дольше, — закончил он на оптимистичной ноте.

Так я стал, если верить штатному расписанию, рядовым статистом-аналитиком или кем-то в этом роде. На службу я не ходил, торчал в небольшой, предоставленной мне конторой комнате. При необходимости меня вызывали с помощью военкоматовской, судебной или подобной повестки. Именно так, через вызов в паспортный стол районного отделения внутренних дел я получил свое первое задание.

Мне надлежало отправиться к южным границам с тем, чтобы там, приняв от неизвестного мне коллеги контейнер, доставить его обратно. Стоило ли несколько лет долбить шпионские дисциплины для того, чтобы послужить банальным курьером?

— Задание серьезное — подойти к нему следует крайне ответственно, — предупредил инструктирующий офицер.

Куда уж серьезней — доехать, сунуть в сумку посылку и вернуться. У постового милиционера работа покруче выйдет! Они меня что, за мальчика на побегушках держат, или долготерпение испытывают? Жаль Контора отказов не приемлет.

Но ехать, это еще не значит бежать билеты покупать. Это значит — пару недель готовить легенду, экипировку, варианты отхода, доказывать, защищать придумку у выпускающего куратора, а он еще может и не утвердить! Пусть даже едешь на сутки, пусть даже на десять минут! Правила от продолжительности операции не зависят. В чужой сортир на секунду сбегать и то по легенде! Бюрократия хлеще, чем в жилконторе!

Наконец последний инструктаж (в том смысле, что в случае провала мы вас знать не знаем, вы нас) и шагом марш на передовую вечно воюющего тайного фронта. И вот уже катит сменный бурмастер Степанов (родился, жил, учился, состоял, знаком и еще страниц пятьдесят биографической информации, которую на зубок!) в дальние края подыскать непыльное местечко под горячим южным солнышком. Надоело ему ковырять вечную мерзлоту помороженными пальцами, захотелось тепла. Длинный северный рубль у него пока не перевелся, что он и доказывал, щедро угощая новых дружков-товарищей дармовой выпивкой и закуской. Нет лучшего места для поиска нужных знакомств, чем качающийся столик вагона-ресторана. Полпути не одолел состав, как пара свежих собутыльников из определенного мне географического пункта, уговаривали меня отправиться с ними.